Джейми осторожно протолкался поближе к столбу. Покачал головой с укором и осуждением.

— Ну-ну, парень, — сказал он и прищелкнул языком. — Угодил ты в переделку, нечего сказать!

Мощной ручищей он оперся о верхнюю доску позорного столба, как бы желая поближе взглянуть на ухо.

— Эх ты, щенок, — продолжал он в высшей степени пренебрежительно. — Тут и говорить-то не о чем, а ты… Поверни разок голову в сторону — и все дела. Хочешь, помогу?

Он сделал вид, что собирается ухватить парня за волосы и крутануть ему голову, чтобы высвободить ее. Мальчишка взвыл в ужасе.

Поняв намек, я попятилась, позаботившись при этом наступить на ногу женщине позади меня; женщина закричала от боли, едва мой каблук обрушился ей на пальцы.

— О, простите, — выдохнула я. — У меня… голова закружилась! О, пожалуйста…

Я отвернулась от столба и сделала несколько неуверенных шагов, ежесекундно оступаясь и хватаясь за чьи-то рукава. Край плиты был теперь всего в шести дюймах от меня: я уцепилась за какую-то достаточно хрупкую на вид девушку и повалилась головой вперед, увлекая девушку за собой.

Мы скатились на мокрую траву, путаясь в юбках. Крик поднялся ужасный. Я выпустила из рук блузу девушки и распростерлась лицом вверх в драматической позе, а дождь поливал меня вовсю.

Падение получилось вполне натуральное и болезненное, потому что девушка свалилась на меня и я практически не могла дышать. Борясь за каждый глоток воздуха, я лежала и слушала встревоженные голоса. Предложения, предположения, ахи и охи обрушились на меня чуть ли не в большем количестве, чем дождевая вода, но тут пара знакомых рук подняла меня с земли и усадила, а пара знакомых голубых глаз глянула мне в глаза, едва я их открыла. Еле заметное движение век дало мне понять, что миссия свершилась удачно. И в самом деле — я тут же увидела, как мальчишка кожевенника улепетывает к себе на чердак, прижимая к уху какую-то тряпицу; никто в толпе не обратил на него ни малейшего внимания, все были поглощены новой сенсацией.

Жители деревни, столь кровожадные по отношению к малолетнему преступнику, со мной были сама доброта. Меня подняли со всей осторожностью и перенесли снова в дом Дунканов, где потчевали бренди и чаем, укутали теплыми одеялами и окружили сочувствием. Мне разрешили уехать только после того, как Джейми резко потребовал, чтобы меня оставили в покое, поднял меня с кушетки и повел к двери, невзирая на увещевания хозяев.

Я снова сидела в седле впереди него, мою лошадь мы вели в поводу; я поблагодарила Джейми за помощь. Он отмахнулся от моей благодарности:

— Не за что, барышня!

— Но для вас это было рискованно, — настаивала я. — К сожалению, я не сразу сообразила, что подвергаю вас опасности своей просьбой.

— А! — только и сказал он на это, но минуту спустя добавил с коротким смешком: — Уж не считаете ли вы меня менее храбрым, чем маленькая английская барышня?

Спускались сумерки, и Джейми пустил лошадей рысью. Мы с ним почти не разговаривали по дороге, а когда добрались до замка, он попрощался со мной коротким: «Всего доброго, миссис англичанка!» Но я почувствовала, что зародилась дружба гораздо более глубокая, чем та, которая сводится лишь к беспечной болтовне под яблонями.

Глава 10

ПРИСЯГА

Следующие два дня прошли в ужасной суете: прибывали все новые гости, всяческие приготовления шли полным ходом. Моя медицинская практика резко сократилась; жертвы отравления выздоровели, а всем прочим некогда было болеть. Кроме заноз у парнишек, которые доставляли дрова для топки, да незначительных ожогов у девушек из кухонной прислуги, никаких происшествий не случалось.

Зато самая находилась в сильнейшем напряжении. Нынче ночью или никогда! Миссис Фиц сообщила мне, что все дееспособные мужчины клана Маккензи в эту ночь соберутся в холле и будут присягать на верность Колуму. Во время столь важной церемонии вряд ли кто-то станет особо следить за конюшней.

В те часы, когда я помогала на кухне и в саду, я позаботилась запасти побольше провизии — чтобы хватило на несколько дней. У меня не было фляжки для воды, но я решила заменить ее стеклянным кувшином, позаимствованным из врачебного кабинета. Зато у меня есть крепкие ботинки и — благодаря любезности Колума — теплый плащ. Возьму лошадку посмирнее; во время посещения конюшни после обеда я наметила себе такую. Денег нет, но мои пациенты надарили мне кучу всяких мелких вещиц, в том числе резных ювелирных безделушек, а также разных ленточек. Если понадобится, можно попробовать обменять их на что-то необходимое.

Мне было не слишком приятно платить подобной монетой за гостеприимство Колума и дружеское отношение других обитателей замка, но что поделаешь? Я подумала-подумала и решила, что придется уехать не попрощавшись. Бумаги для прощального письма у меня опять-таки не имелось, а рискнуть и поискать листок в кабинете у Колума я не отваживалась.

Через час после того, как стемнело, я пробралась в конюшню и чутко прислушалась, нет ли там кого. Кажется, все ушли в холл готовиться к церемонии. Дверь была закрыта, я осторожно толкнула ее, и она бесшумно отворилась, повернувшись на кожаных петлях.

Воздух внутри был теплый и насыщенный негромким шорохом соломы и пофыркиванием отдыхающих лошадей. Темно было, как под шляпой владельца похоронного бюро, по любимому выражению моего дяди Лэма. Немногочисленные окна для вентиляции слишком малы и узки, чтобы пропускать слабый свет ночного неба. Выставив руки вперед, я осторожно продвигалась к главной части конюшни, и солома шелестела у меня под ногами.

Я шарила руками в темноте, стараясь нащупать перекладину стойла и двинуться дальше. Руки, увы, нашарили только пустоту, зато обеими ногами я натолкнулась на какое-то весьма солидное препятствие и с невольным криком, эхом отозвавшимся в старом каменном здании, повалилась во весь рост плашмя.

«Препятствие» повернулось и с громким проклятием ухватило меня за обе руки. Я оказалась вплотную прижатой к телу какого-то весьма рослого мужчины, который дышал мне в самое ухо.

— Кто это? — зашипела я, стараясь вырваться. — Что вы тут делаете?

По-видимому, узнав мой голос, противник ослабил хватку.

— Я мог бы задать вам такой же вопрос, англичаночка, — отозвался глубокий и мягкий голос Джейми Мактевиша, и я вздохнула с облегчением.

Зашуршала солома, и Джейми сел.

— Впрочем, я догадываюсь, — сухо добавил он. — Как вам кажется, далеко ли вы успеете ускакать темной ночью на незнакомой лошади? Причем с утра половина клана Маккензи пустится за вами вдогонку.

Я была невероятно зла.

— Они за мной не погонятся. Они все в холле. Я была бы весьма удивлена, если бы тот из них, кто утром окажется достаточно трезвым и встанет на ноги, пустился вдогонку за кем бы то ни было.

Джейми рассмеялся, встал и протянул руку, чтобы помочь подняться и мне. Он отряхнул солому с моего платья сзади — с несколько большим нажимом, чем я считала необходимым.

— Вроде бы это звучит резонно, англичаночка, — сказал он, как будто сомневался в моей способности рассуждать резонно при данных обстоятельствах. — Или звучало бы, если бы Колум не установил сторожевые посты вокруг замка, а также в лесу. Вряд ли он оставил бы замок незащищенным и собрал всех мужчин клана, способных сражаться, в холле. Хорошо еще, что камень не горит, не то что дерево…

Я сообразила, что он намекает на подлое массовое убийство, совершенное неким Джоном Кэмпбеллом по наущению правительства: он предал мечу тридцать восемь членов клана Макдональд и сжег дом, где лежали их тела. Я быстро подсчитала в уме. Это произошло около пятидесяти лет назад — не так уж давно, чтобы принятые Колумом меры предосторожности показались неоправданными.

— Во всяком случае, вы не могли бы выбрать более неподходящую ночь для бегства, — продолжал Мактевиш.

Мне показалось немного странным то, что он осуждает не мое намерение бежать, а неудачно выбранный способ побега.